Этим летом я гораздо пристальнее обычного наблюдал за птицами в своём саду. Птиц оказалось намного больше, чем я думал раньше, когда просто подмечал то, что само в поле зрения попало – и по видовому разнообразию, и по численности более-менее регулярно посещающих сад и ближайшие окрестности. Не знаю, сколько в этом случайности – сезонные миграции вносят изрядную степень непредсказуемости – но хотя бы отчасти я связываю это с тем, что сам сад становится каждый год всё привлекательнее для птичьего населения – больше укромных уголков и очень удобных деревьев, больше мест, где можно поискать пищу и место отдыха – чем больше растительности, тем больше насекомых и прочей съедобной живности, да и прудик – место приятное во всех отношениях – и пищу поискать на берегу, и освежиться. Понаблюдав за этой жизнелюбивой тусовкой, я окончательно понял, что их вклад в дело сада без химии может быть и не решающий, но очень важный – поддержание численности и разнообразия насекомых и прочих беспозвоночных происходит с деятельным участием птиц. Вот так и работает контроль численности. Мы как-то относимся к рассказам о том, что, типа, одной синице, во время выкармливания потомства в день нужно … какая-то чёртова тьма букашек и червячков, как к занудной и оторванноой от жизни школьной зубриловке – но ведь это истинная правда, и в саду, где часто бывают славные птицы разных видов и правда не очень-то размножишься. Мы просто обычно хотим всего, и если находим одно червивое яблоко, сразу же начинаем ныть, что тольку от птиц нет вовсе, кругом одни вредители и скоро они нас самих сожрут. Не одни и не сожрут, а птицы отлично работают с самой ранней весны. Отлично, всем спасибо, будем  и дальше сотрудничать, а я со свей стороны сделаю то, что обещал ещё прошлой весной – сильно увеличу возможности птичьего питания зимой, для чего сделаю и открою новый птичий фудкорт на несколько этажей, и буду привечать туда всех без разбора. Вот про это и этот внеочередной пост – инаугурация новой харчевни (слово кормушка на этом сайте не приветствуется!) состоялась 28 октября, и здесь посмотрим на итоги первой недели.

С открытием пришлось поторопиться, потому что выпал первый снег, и прогноз был суровым. Показалось, что это может оказаться не мимолётной пробой работоспособности снеговых облаков – надо же проверить, вдруг сломалось что-то там, и снег не посыплется, когда придёт время делать это серьёзно. Так почти всегда бывает – первый снегопад в конце октября быстро сменяется ростом температуры и всё возвращается в слякотную позднюю осень на недели, а иногда и месяцы. Но прогноз десятидневный был очень холодным, было ощущение, что температура уже в плюс не вернётся, а то, что зима может начаться в конце октября и уже не кончится до весны, мы знаем, попробовали несколько лет тому назад такой режим. Я поторопился, доделал последнюю недоделку и установил харчевню на длинный шест рядом с гинкго, виноват, солсберией, теперь так будем называть, чтобы язык не ломать (вот здесь можно прочитать, как связано знаменитое дерево и маленький жёлтый весенний цветок). Снежок и правда выпал, но пролежал недолго, прогноз изменился, а за ним и погода, и стало теплее, чем в октябре, который в этом году сполна вернул долги за тепло сентября. Стало ясно, что это тепло в сентябре взяли в кредит, и в октябре кредит полностью и досрочно вернули, так что начало ноября пошло уже без долгов и с чистого листа и вернуло ощущение поздней осени. Харчевня заработала с первых минут после открытия – синицы-разведчики моментально обнаружили новое заведение и нанесли его на свои карты, и уже скоро синичья клиентура стала быстро увеличиваться, появилась и первая лазоревка. Быстро подтянулся и старый полевой воробей, не столько желавший закусить, сколько себя показать, расправив широкую грудь, прямо намекая – нет ли у вас тут не семечек, что я семечек не видел, – а вот медальки бы или ордена какого-нибудь заслуженной старой птице повидавшей многое.    

Снег стаял быстро и стало тепло, как будто не начало ноября, а конец сентября: вот только световой день уже настолько короток. Птицы уже вполне освоились с новой харчевней. Стало понятно, зачем там три этажа, и на каждом отделения – можно во-первых, подавать разные кушанья – семечки целые и очищенные, семечки тыквенные, арахис в оболочке и чищеный, грецкий орех в скорлупе и чищеный, жёлуди, фундук, льняное семя, изюм – потом ещё что-нибудь придумаем. Я без особых проектов это делал, так, просто захотелось с деревом повозиться и опробовать новый фрезер. Но получилось неплохо – и не надо драться за каждую кроху, всего полно, места хватит и синицам, которые предпочитают “на вынос”, и воробьям, которые обычно сначала “будут здесь”, но и на вынос прихватят. Синицам точно понравилось – некоторые даже делали круглые глаза, обнаружив такие залежи всяческой снеди. Подтянулись и лазоревки, но я долго не мог понять сколько их, чувствовал, что несколько, но они никак не хотели попасть в кадр или поле зрения хотя бы парой. Так это пока и осталось неизвестно. 

Через несколько дней вокруг харчевни образовалась многочисленная и очень шумная тусовка – по непрерывному щебетанию и трепету крыл можно было подумать, что наступила весна, тем более что и дни вернулись теплые, расцвёл наконец крокус, который шафран, самый поздний цветок наших широт, которого и снегом, и морозом не сразу возьмёшь. Поближе стали подтягиваться и другие птицы, просто из чистого любопытства, – что дают и есть ли смысл заметить местечко. Первыми круги стали накручивать снегири. Судя по позывкам, они уже появились в окрестностях недели две назад, но только сейчас решили спуститься пониже, тем более что наблюдать за тусой можно было с большого куста орешника за забором, совмещённого, кажется, с чем-то типа мелкоплодной яблони. Снегирь – птица важная, с маленькой головой, половину которой занимает широкий клюв, в котором может сразу исчезнуть такое небольшое яблоко, и необъятным пузом, – снизу это смотрится как увесистый куль, набитый всякой снедью, которой эти птицы целыми днями и промышляют – и как такое может летать! Может, и очень ловко, а когда расправит крылья сзади становится похоже на крылатого человечка из мультфильма про Дедала и Икара – к счастью тут вам не Греция, солнца не дождёшься, и крылья испортить не получится. Посидели, пожевали, дальше полетели – будем ждать, когда всё вокруг будет подъедено, может быть тогда снизойдут (снислетят?) для визита в харчевню.

Вы не любите соек? Считаете их скандальными, разорителями гнёзд, угнетателями малых и приятных птиц, и вообще бесполезными, потому что понятно, что такая туша ничем правильным питаться не может, от вредителей вас не избавит, а нормальных птиц будет нещадно тиранить. Наверное, это всё так и есть, но во-первых, никто не сказал, что в мире должны жить только приятные существа. Можно себе предтавить, какая это будет преснятина – все вокруг только милые и славные, в белых пальтах и рукавицах – не перчатках – настоящий ревнитель всего приятного и правильного должен быть обязательно в рукавицах, потому что работы невпроворот искоренять всё неприяное и неправильное, без рукавиц руки измозолят, но рукавицы обязательно белые в тон пальтам (не склоняется? должно уже давно склоняться, столько времени в языке, будем склонять!). Во-вторых, если понаблюдать за сойками, ясно, что они такие неповоротливые и неуклюжие, что врасплох никого никогда застать не смогут, а если кого-то застали и даже возможно, проглотили, то это должен быть такой невероятный олух (или олуша – феминитив от олуха), что его или её только ленивый не съест, а на свете немало действительно шустрых любителей кого-нибудь съесть, так что клювами лучше не щёлкать. В общем, я сильно подозреваю, что сойки по природе своей довольно безобидны. Птицы малые, кстати, вполне согласны, они не разлетаются при виде сойки, только стараются понять, куда она собирается присесть, чтобы ненароком не задавила – а так, вполне спокойно даже на соседних ветках сидят и продолжают дегустировать кушанья. К тому же сойки совершенно непревзойдённые комические актёры, кажется, бравшие уроки у великого итальянского комика Тото, хотя в занудном фильме Пазолини Птичищи и птички (у нас чаще переводят неверно и пресно Птицы большие и малые) соек как раз вроде бы нет, но возможно они были на репетициях, и тогда и набрались этих гэгов. Тото вообще был и сам похож на большую странную птицу, – что Пазолини и использовал, – и тоже с вечной гримасой отстранённой незаинтересованности. Вот и сойка всегда как будто ни при чём, и ничего её не интересует. Еда? – фи, какая проза, что я еды не видела? – а что за еда, вкусная? – конечно же нет, не буду даже близко подбираться, вот только по веткам попрыгаю, чтобы ноги размять – думаете просто такие лапищи в полёте всё время прижимать, затекли – ой, орех лежит, плохой наверняка, надо попробовать и выбросить подальше вот вниз, вон туда (потом подберу) – а, нет, ничего, сам в пузо провалился, круглый, поэтому провалился, ну и что, что грецкий, раз назвался орехом, должен проваливаться в пузо  – ещё один, давайте тогда уже и третий, и ещё один целый с собой возьму, детям – уже выросли, говорите, всё-то вы знаете (тяжело улетает, крайне разочарованная тем, что не подавали желудей и клюв совали, куда не просят).

Но самая потрясающая птица, оценившая новое заведение, это, конечно, буроголовая гаичка, она же пухляк. Второе название ей очень идёт, можно даже сказать, что это не название, а описание. Что такое гаичка? А, это такой пухляк, ни с кем не спутаете. Точно, хотя сослепу можно гаичку перепутать с московкой, но стоит сказать “пухляк”, как путаница разрешается – московка ни разу не пухляк, это обычная синица серо-чёрной окраски, можно подумать, что просто кому-то из больших желтой краски не хватило, вот и получилась московка. А ещё она действительно выглядит так, как будто в угольной пыли вывалялась, поэтому в иных языках и называют черной или угольной. Пухляка вы никогда не назовете угольной синицей, при том, что цвета практически те же – чёрный, серый, слегка бежевый – но пухляк весь из себя такой аккуратный, пушистый, пухленький, – ужасно хочется, чтобы сел на руку и можно было слегка потискать, но гоню это желание, не надо никого тискать. Пухляк – совершенно микроскопическая птица. Знаменитый знаток и друг птиц Василий Вишневский, конечно, сразу бы сказал, что королёк всё равно меньше, и это наверняка так и есть – но только если на самую малость меньше. Пухляку могли бы пойти речи Пятачка из Винни-Пуха про то, что он Очень Маленькое Существо, но пухляк и не думает унывать как тот самый Пятачок – он явно не считает себя хуже других, вот только пошевеливаться надо шустрее, а то и правда пропадёшь. Поэтому пухляк решительнее всех. Когда залезаешь, чтобы положить новые кушанья в харчевню, воробьи снимаются всей стаей сразу и улетают за сто метров от греха подальше. Большие синицы не улетают, но дистанцию держат солидную, а если какая-то не заметив с полёта подлетает к месту действия, обнаружив неладное, резко тормозит в воздухе и немедленно отваливает. Более смелые лазоревки позволяют себе сесть на ветку в паре метров – не терпится первым отведать, что там кладут. И только пухляк смело порхает прямо на расстоянии вытянутой руки и часто умудряется стянуть семечку прямо из под носа. Нет времени ждать, Очень Маленькое Существо должно хорошо питаться, спасибо-спасибо, очень вкусно, кладите ещё.

Пухляков с самого начала было два, и один выглядел как-то странно. Поскольку пухляки всегда в движении, рассмотреть, что же там не так, было трудно, да я и сфотографировать первый раз смог приноровиться только на третий день – никак в фокус поймать не удавалось. Но наконец приноровился, пошли фотки с приличной резкостью и стало ясно в чём дело: хвост где-то потеряли. А хвосты у пухляков забавные, совсем не такие как у больших синиц и лазоревок – там это настоящие аэродинамические устройства, тесно интегрированные в фюзеляж, с большим количеством индивидуально управляемых плоскостей, и орудует этим хозяйством синица виртуозно. Площадь плоскостей синичьего хвоста не меньше площади крыльев, кажется, даже больше. А у пухляков хвост это такое недоразумение – похоже на старый обтёрханый веер, который нелепо и на соплях воткнуле птице, простите, в задницу – что-то напоминает рассказы поручика Лукаша из Швейка. Как уж она им там рулит, мне неведомо. Но и выдернуть его, видимо, несложно. Не бедем фантазировать про то, что это такое специальное приспособление как у ящериц – в конце концов в дальних родственниках у птиц тоже пресмыкающиеся, да цена такому размышлению меньше старого птичьего пера, потому что никакого отношения птичий хвост к ящерицыну не имеет. И вообще, видимо, пухляк такая маленькая птица, что в общем и крыльев достаточно для уверенного полёта и маневрирования между веток – не видел я, чтобы пухляк без хвоста запутался в плотном каркасе веток. И вот, один пухляк этот свой веер где-то потерял, но никаких неудобств видимых от этого не испытывал, или не показывал. Где уж он его обронил, неизвестно, и было ли это добровольное расставание с не очень нужным приспособлением – вдруг это Эволюция и скоро у нас будет много бесхвостых пухляков, – или остался веер в когтях какого-то недружественного немалого существа, ну так пусть подавится. Без этого веера стал пухляк совсем пухло-пухляком, очень трогательным и – так и просится слово “беспомощным”, но сами вы беспомощные, а не наш пухляк. Всё же было за него страшно, ведь на носу зима, а веер зимой может быть больше нужен. Будем за него переживать. А он за нас – такие громадные существа, а тоже без хвостов.

У каждой птицы свой характер. Не у каждой особи – там это тоже наверняка так, но надо быть птицей, чтобы въехать в такие тонкости, язык выучить хотя бы – а у каждого вида. Вот кого у нас кого больше всех – больших синиц и полевых воробьёв, и те и другие сразу оценили новую харчевню и стали завсегдатаями. Воробьи у нас только полевые, хотя города всякие вполне значительные да и просто Москва под боком и, казалось бы, домовых воробьёв должно быть немало. Видимо, они с полевыми как-то делят территории, или домовые воробьи так подсели на соседство с человеком в городах, что даже ближнее Побмосковье для них – страшные дебри и погибель. Полевые воробьи держатся небольшими и очень шумными стаями – когда слышишь издалека их щебетание, кажется, что там человек пятьсот, не меньше, такой шум. Но это известный парадокс акустики – громкость зависит от количества источников логарифмически и сто воробьев производят всего приблизительно в два раза больше шума, чем десять; а поскольку они ещё и не хором щебечут, а в разнобой, то и того меньше. И никаких посторонних, никогда не получается как у синиц: большие всегда привлекают в свою компанию и лазоревок, и пухляков, и московок, и вообще каких-то чужеземцев, да и воробьёв кто привёл – они сами слишком ленивые и флегматичные, чтобы что-то разведывать. Как-то все уживаются, и документов никто не спрашивает, ни хотя бы латинского названия, а то ведь большие синицы могли бы узнать, что пухляки проявляют сепаратистские настроения и пытаются отчалить из рода Синицы (Parus) в отдельный род Гаички (Poecile), но лучше не расстраиваться, а то выяснится, что и лазоревки, и московки давно тоже отчалили в другие рода, и вообще распалась связь времён и поколений. Нередко видно, как именно лазоревка гоняет одну большую, а ещё десяток больших спокойно на это смотрит. Хотя может быть это особо противная синица, и остальные тоже не прочь задать её взбучку, но зачем отвлекаться от своих дел, когда есть это хулиганистое существо, лазоревка, ей и поручим, а она рада стараться, у больших на хорошем счету.

Но синицы все всегда в движении, даже если присели, активно мотают головой, чистят клюв, всячески демонстрируют неутомимую деятельность, чтобы никто не смел попрекнуть съеденными килограммами семечек и орехов – энергия нужна, летом сторицей вернём. Воробьи на этом фоне удивительно флегматичны. Никуда не торопятся, могут долго и почти неподвижно сидеть с глубокомысленным видом, неспешно изучать ассортимент, хорошо хоть меню пока не просят и жалобы не пишут – что-то семечки мелкие, да и вообще неплохо было бы их почистить, ведь воробьи семечки не расклёвывают, а целиком долго крутят в клюве, как будто лузгают, как заправские пассажиры пригородных электричек: впрочем, сколько я за этим процессом ни наблюдал, мне ни разу не удалось застать момент сплёвывания лузги. Особенно им понравилась верхняя будочка-лоджия харчевни: можно с одной стороны войти без семечки в клюве, и с другой выйти – с семечкой – и тормознуть синицу, которая как раз туда же нацелилась прямо с лёта: тормози голубушка, занято. И вообще воробьи – ребята очень симпатичные, и даже среди холода и снега за ними не заржавеет наполнить окрестности развесёлым щебетанием, так что даже начинаешь сомневаться, что за сезон на дворе. 

Ещё один персонаж заинтересовался движухой и прилетел посмотреть, но издалека. Не сразу я его заметил, потому что сначала он присел на старую соседскую сосну, и только потом перебрался на дикую грушу, завитую девичьим виноградом, который в этом году очень хорошо и обильно завязался гроздьями мелких чёрных ягод. Седой дятел, вот кто это – никогда я раньше его тут не видел. Когда он двигался вверх по стволу сосны, невольно выдал секрет своей изысканной окраски – такой оттенок зелёного, что-то мшисто-болотное, явно тянущее на то, чтобы однажды стать цветом сезона у законодателей мод. Да это же ровно тот же оттенок, что имеет поросшая мелким мхом кора северной стороны ствола дерева – камуфляж идеальный, сливается полностью, а действительно седое пузо и подштанники дают вариацию цвета как переход от северной стороны на освещённую. Получается, что у птиц отличное цветное зрение, ведь от кого он тогда так искусно маскируется? Дятел – птица довольно крупная и с клювом как отбойный молоток, но, видимо, сильно уязвимая для атаки хищной птицей сзади, а во время работы он может вообще ничего не слыщать и не видеть: попробуйте когда-нибудь найти старый пневматический отбойный молоток, и включив его подолбить что-нибудь минуту-другую – от дикой тряски забудете моментально обо всём, а если в этот момент сзади подкрался бы крокодил! Так что у дятла непростая и опасная профессия, приходится так тщательно маскироваться. Иного объяснения я не вижу – Эволюция до сих пор не была замечена в отборе цвета для дефиле на подиуме модного показа. А как же все эти пёстрые – БПД, СПД, МПД, белоспинный, сирийский? Там, видимо, другая идея пришла в голову Естественному Отбору – пестрота среди мелькания листвы создаёт рисунок, на котором непросто сфокусироваться и точно определить направление атаки. Так или иначе, удивительная окраска седого дятла ясно подсказывает, что дятлам не приходится рассчитывать на беспроблемную жизнь, а мощный клюв это инструмент, а не оружие. 

Чужой пир привлёк и других зевак. Залетел певчий дрозд на ту же грушу с виноградом: видимо, из тех, кто пытается зимовать вокруг Москвы. Виноград по вкусу ему не пришёлся и он быстро улетел. Был замечен совсем редкий гость – клёст, а шишки тут есть в округе много старых сосен, обильно шишконосящих. Но вот не видел раньше ни разу, да и сейчас, пока подбирался поближе, клёст отвалил. Ну а свиристели вместе с снегирями появились уже давно, наматывают круги, свиристят, но ближе не подбираются. 

Ну вот, так интересна прошла первая неделя работы новой харчевни. Судя по прогнозам, скоро всё же наступит зима и придут холода со снегом. Надо заняться пополнением запасов, и расширением ассортимента блюд. Заведение должно стать самым модным в округе, тогда можно будет ждать разных клиентов, и так и зима пролетит.