Почему-то я никогда не любил декоративные луки. Вот точно зря, но бывает такое, берётся откуда-то предубеждение. Однажды давно правда у меня рос каратавский лук (каратавский это от Каратау, и это еще одно растение, появившееся в культуре после центральноазиатских войн Российской империи, и об этом говорит и то, что описал растение – Allium karataviense Regel – всё тот же Регель, который обрабатывал в Петербурге коллекции, собранные во время этих походов), вот тот мне очень нравился, такой крепыш с большой круглой седой головой. Лет пять он сидел, но выпал и больше я луковиц в продаже не видел, а то бы обязательно взял и попробовал ещё раз натурализовать.

В общем понятно, откуда у меня предубеждение против декоративных луков – большие они. Многие чуть на на метр выносят свои головы. А раньше у меня была боязнь больших растений – сад маленький, куда мне. Но ведь я давно преодолел эту боязнь, и вот прямо сейчас колосятся у меня, например, несколько двухметровых подсолнухов – правда, это не я посеял, а синицы. Но я одобрил инициативу синиц самим выращивать для себя подсолнухи, сдал им в аренду немного земли, а платить они будут работой по поддержанию численности, как это мы политкорректно называем, альтернативных потребителей сельскохозяйственной продукции, и вообще мне понравилось, и георгины я уже пятый год как выращиваю, причём самые крупные сорта. Пора, пора и к лукам отношение менять.

И тут еще случилась эта проблема с тем, что нормального импорта луковиц из Голландии не стало, а в первый год этой катастрофы процвёл параллельный импорт, когда все кто мог везли все прямо оттуда без перефасовки, и тогда сюда попало много луковиц от голландской компании Лефебер. И в том числе пара занятных луков, ну и я всё это закупил. И один из этих луков прямо меня покорил. Это лук Кристофа – сейчас разберёмся откуда такое громкое название. Но он его стоит. Соцветие довольно типичное для луков: тоже такой шар. Ботанически это простой зонтик; мы привыкли к зонтичным, которые нынче сельдереевые, но у них зонтики сложные – зонтики зонтиков. А у луков зонтики простые – каждый цветок на своей спице, но спицы торчат довольно равномерно во все стороны, образуя правильные шары. Все большие луки так, но у большинства луков цветки мелкие и компактные. А у этого ни дать, ни взять звезды. Когда первый раз расцветает, а звездочки распускаются одна за другой не сразу все – все, кто это видит, впадают в общее изумление, уж больно искусно сделано, и не поверишь, что это растение, а не работа изощрённого мастера даже не знаю чего – резчика или ткача. У этого растения в разных языках есть народное название – персидские звёзды. Могли бы быть арабскими, но видимо, впервые это название дал кто-то, кто знал о его происхождении из Центральной Азии, Казахстана – а там точно ближе Иран, чем арабские страны. Эти звезды действительно апоминают звездчатый орнамент исламского искусства, которое многие знают прежде всего по коврам, а к коврам намертво приклеился эпитет “персидские”. Отсюда, видимо, и ассоциация, и довольно точная – действительно, главное в исламских узорах и орнаментах это изощрённая точность рисунка, передающая ощущение невероятного, непостижимого мастерства, филигранной точности линий. Острые лучики этих звёзд еще и переливаются, отсавляя впечатление не мягкой ткани лепестков, а прямо таких иголок, кристаллов – мы, химики, занем какими красивыми бывают кристаллы разных веществ, и, пожалуй для химика такая ассоциация наиболее точная. Кристаллики переливаются и изменяют цвет в зависимости от освещения, а уж когда на них еще и капельки воды после дождя – совсем роскошно. Вот он, самый красивый цветок, какой я видел в жизни – так хочется воскликнуть, хоть и понятно, что это мимолетное, но в это мгновение вытеснились из памяти бархатистые клематисы, тончайшие переливы оттенков роз, изысканные изгибы лепестков ирисов, сочные и мощные цвета тюльпанов и георгин. Ещё одна ассоциация – как будто это разлетающиеся огоньки фейерверка. Ладно, это быстро пройдёт, цветёт этот шедевр недолго, но и когда отцветёт, выглядит необычно – теперь уже только спицы с маленькими набалдашниками семенных коробочек напоминают о соцветии.

Теперь о названии. Известно, что впервые описал его российский ботаник, директор Санкт-Петербургского императорского ботанического сада как раз перед известным нам уже Регелем, Эрнст Рудольф (он же Рудольф Эрнстович) фон Траутфеттер, весьма именитый и украшенный орденами ученый 19-го века, из балтийских немцев, то есть всё же наш, российский немец, не привозной – но мы уже видели, сколько было немцев в российской ботанике, кажется, что просто сплошь одни немцы. Впрочем в предыдущем посте мы видели что в 19-м веке и в Америке растениями занимались немцы. А в Германии! Траутфеттер описал лук Кристофа в Трудах вверенного ему ботанического сада, со ссылкой на то, что нашел этот лук (в тех же трудах это имя упоминается ещё три раза, с приблизительно одинаковой формулировкой) некий Кристоф, видимо, в Ахал-Теке в 1883 году. Ага, всё ясно – это опять про Туркестанский поход генерала Скобелева, ещё одно растение, собранное сопровождавшими экспедицию любителями. Русская Википедия делает откровенно неверное отнесение, утверждая что речь идет об Ойгене Иоганне Кристофе Эспере, немецком естествоиспытателе, но это точно неверный след – во-первых, Траутфеттер никогда не стал бы ссылаться на имя вместо фамилии, а уж где в немецком имена, а где фамилия, он точно знал. Да и умер тот “Кристоф” в 1810 году, когда Траутфеттер только родился, и никакой связи с Россией этот Эспер не имел. Там прямо совершенно идиотская глупость написана – утверждается в одной фразе, что человек с годами жизни 1742–1810 собрал образцы лука в 1883 году – прямо из фильма ужасов кадр: восставший кадавр бредет по оазису Ахал-Теке и собирает гербарий.

Поиск правильного Кристофа приводит к печальному выводу: мы его не находим. Видимо это был некий доктор при войске генерала Скобелева; возможно, стоит попробовать поискать его в меуарах участников тех походов, но сейчас сказать кто это невозможно. Этот доктор собирал растения и как-то их вчерне описывал, но мы уже знаем эту практику в тех походах. А дальше за дело брались настоящие спецы типа Регеля и Траутфеттера, которые делали описание по всем правилам, и включали растения в научные гербарии. Интересно, что в описании Траутфеттера как альтернативное место сбора растения упоминается Карабах, но это, скорее всего, ошибка: ареал этого лука не заходит так далеко, а тюркских топонимов с корнем “кара” (чёрный) огромное количество, может быть просто с Каратау перепутал. Кристофу кстати Траутфеттер посвятил и еще одно растение, но это название не удержалось, так как было вытеснено ранее описанным синонимом. А лук остался. В общем, лук красив до невозможности, и название посвящено неизвестному. Так бывает. Люди заблуждаются, думая, что память сохраняется долго, и тогда, видимо, кто не знал этого Кристофа, каждая собака знала Кристофа. Жаль конечно, что мы не знаем, кому посвящено такое восхитительное растение. Но прошел век, и от человека остался лук. Ну хоть так. От нас не останется и лука, одни руины да несбывшиеся надежды.

Итак, конец июня, июль – солнце высоко, шпарит сильно. И ливни через два дня на третий. Что имеем – буйный рост всех растений, на глазах всё поднимается, заполняются все пустые места, начинается небольшая давка. Как я много раз уже замечал, мой выбор – сад с изобилием разных растений, листва смыкается, отсекая солнечный свет от почвы. Это даёт естественный контроль над распространением сорняков: впрочем напомню, что это слово здесь не приветствуется. На днях узнал комическую вещь. Приехала моя давняя знакомая из Германии и с порога стала жаловаться на местный, немецкий идиотизм – это сейчас в тренде, но ладно, много мы трендов уже пережили, переживём и этот. Но повод для жалобы меня прямо нокаутировал – оказывается, некий экзальтированный немецкий персонаж учил не употреблять слово сорняк (das Unkraut), потому что это неполиткорректно и обижает растения. О, вскричал я, как заправский герой книжек Жюля Верна: “А я ведь тоже так считаю, ха-ха-ха!!!”. Но я не настолько свихнулся, чтобы бояться обидеть растения, плевать они на меня хотели вместе со всеми словами в словарях: я не страдаю манией величия, чтбы думать, что растения обращают на меня какое-то внимание, чтобы ещё и обижаться. Но дело в том, что это слово просто уводит нас от практических материй. Когда я говорю “сорняк”, всё что сразу приходит на ум это “полоть”, “выдирать”, “рыхлить”,  “поливать гербицидами” и так далее – в общем, уничтожать всеми способами.

А зачем? Чего мы боимся? Что хотим получить? Пустую землю? Я уже много раз писал, что в наших северных краях держать почву под паром, открытую – плохая идея: почва быстро умирает, теряет гумус и плодородие. Есть такое странное поверие будто бы растения выносят питание из почвы. Это безусловно верно только в одном случае – если мы уносим выросшие растния прочь от того места, где они выросли, особенно если ещё и выдираем с корнем. Да, мы ровно так и делаем в сельском хозяйстве, когда выращиваем какие-то культуры, которые надо забрать с собой целиком – корнеплоды, например, – или даже не целиком,но в значительной степени – жнём там где сеяли и забираем с собой все, как в детской сказке, вершки – но хорошо уже, что корешки оставляем. Тогда мы отбираем у почвы то, что она отдала растениям, а это все элементы питания, и нам необходимо восполнить унесенное и как можно полнее, иначе почва будет действиельно обедняться. Но если мы не на настоящем поле с тракторами и комбайнами, а в своём саду, можем вести себя иначе – возвращать в почву максимум, и стараться не забирать много. Вырастил – всё, что не съедено (а на самом деле и это тоже, но это деликатная тема) верни в почву. Лучше всего это делать через компостирование, потому что в этом случае мы сильно снижаем возможности распространения всяких инфекций: вирусных, бактериальных, грибных. Но многое и так можно обратно в почву запихать – запахать. И не надо ничего жечь, кроме того, на чём вам угодно видеть каких-то показавшиеся вам зловещими признаки. Многие садоводы, например, смертельно боятся вирусных заболеваний, и в любом пятне на листьях, немного отличающейся от эталона сорта окраске лепестков, любых деформациях видят вирусы, и жгут буквально всё. Вонь, дымовые завесы – типичное зрелище там, где много таких озабоченных борцов за чистоту от вредителей. Напрасный и довольно вредный труд – мы не только дышим чёрт знает чем, но и уничтожаем огромное количество питания, а от вредителей не избавляет – они не так просто распространяются, чтобы мы смогли пресечь это занятие, просто сжигая всё подряд. И напомню, что на этом сайте слово “вредитель” не приветствуется, не потому что я боюсь обидеть какое-то малое существо, а потому что это слово не имет смысла и провоцирует неверные решения. 

Даже мульчирование не лучший выход (повторю ещё раз – это не касается более теплых краёв, там много что можно делать гораздо смелее, там почва хорошо воспроизводит плодородие и терпит разные агротехники. А у нас нет. Мы и так столько лет угрохиваем на то, чтобы в наших садах бесплодные подзолы и суглинки начали хоть что-то рождать: сколько всего внесено, сколько лет мы эту почву разве что голыми руками не рыхлим, пытаясь добиться хорошей рассыпчатой структуры и аппетитно тёмного цвета: о, посмотрите на мой чернозём! Ни черта это не чернозём, не бывает в наших краях чернозёма, хоть сами в эту почву закопайтесь. Но кое-что приятное, на чём согласны расти и давать плоды и цветы самые разные растения, мы получить умудряемся, если, конечно, мы и правда решили взяться за свой сад, а не шутим. Так вот, чтбы эта замечательная субстанция продолжала жить в наших садах и сохранять плодородие, нужно чтобы она всё время имела растительный покров. Почва именно живёт, но живёт она только если в ней живут корни, а среди корней всякие важные организмы: бактерии, грибы, живность покрупнее – именно их трудами, а вовсе не нашими безжизненный грунт (свирепо ненавижу, когда это слово используют вместо слова почва: грунт – это для землекопов и художников, а для садовода – почва!) превращается в плодородный дом для растений. И тогда мы по-другому смотрим даже на те растения, которым давно и бесповоротно вынесен приговор: сорняки. Нет, отвечаем мы, просто растения, и мы должны различать их и не обхаивать одним словом: что из них и вырвать не грех и метнуть в компостер, потому что такие не знают слова “компромисс” и будут стараться вышвырнуть вас вместе с вашими растниями из вашего же сада, дайте только время. Вот, например, я не знаю способа договориться о мирном сосуществовании с одуванчиком или каллистегией подзаборной. Многое же другое довольно легко ставится на место, с условием расти на каком-то клочке земли, до которого у вас не дойдут руки и не лезть, куда не просят. Удивительно, но та же сныть довольно несложно ставится в такие рамки и вполне разумно себя ведёт. И куча всего ещё. Способ очень прост – большая часть почвы должна быть закрыта растниями: всем, чем богат ваш сад, а большинство остальных кусочков заполняется многочисленными почвопокровными, которых огромное количество: растениями с разнообразными красивыми листьями: хостами, дармерой, роджерсией, разными папоротниками, копытнем, зеленчуком, бузульниками, баданом, и так далее. Выбор очень большой. Даже быстрорастущие летники отлично закрывают почву – мой абсолютный фаворит в этом смысле – бархатцы, это просто растение-чемпион по оздоровлению и поддержанию почвы, надо только уберечь его на ранних стадиях роста от слизней, которые любят бархатцы тоже больше всего на свете и могут за пару ночей сожрать до веточек уже приличный по размеру куст: но здесь сильно помогает обычная зола, которой надо не забывать припудривать растения пока они не вымахали до такого размера, что слизни подавятся, но столько не сожрут – бархатцы  с некоторого момента растут быстрее чем их жрут слизни. Даже такое казалось бы тщедушное растние как вечноцветущая бегония очень быстро разрастается и кустики смыкаются очень плотно – заодно и красиво, только вот свет нужен, чтобы это случилось, хотя бы несколько часов и лучше или утреннего, или вечернего.

В общем, почва дана нам для того, чобы на ней что-то росло. А когда растения, считающиеся сорными, не могут бесконтрольно раползаться во все стороны, потому что кругом все занято, и свободны только клочки почвы, разделенные другими растениями – они вполне смиряют свой буйный нрав и становятся нормальными обитателями сада, и вреда от них нет никакого, одна польза, как от любого другого растения – в корнях живёт почва, а осенью все отмирает, обогащая почву новой органикой. Сорное растние, как и любое другое не обедняет почву, а обогащает. Это очень просто – любое растние растёт, усваивая питание, а в почве немало такого, из чего питание надо тяжело добывать (опять напомню – я категорически не использую обычных минеральных удобрений, даже органоминеральных, а это те же минеральные, но для натурального вида смешанные с какой-нибудь дрянью или покрытые сверху какой-нибудь дрянью, что не жалко производителю). Питание добывается из органических удобрений – или каких-нибудь модных, когда это смесь всяких отходов пищевой промышленности и сельского хозяйства, которую надо было раньше куда-то выбрасывать, а теперь можно красиво гранулировать, насыпать в красивые пакеты и впарить нам за нехилые деньги: мода эта пришла из Голландии. И это отличная мода, и уобрения такие превосходны, хотя беспардонно дороги. Или из чего-то попроще и подешевле, а сейчас можно легко найти рыбную и кровяную муку, рого-копытный шрот, и другие субстанции со странными названиями, но это ровно то, что нужно. Плюс компост свой собственный. Так вот, во всем этом питание сначала не очень доступно растениям, нужно чтобы над этим поработали почвенные бактерии и грибы, а всё это водится только в такой почве, где сидят растения, пусть даже сорняки. Питание и переходит в растния, и после мы это запахиваем или компостируем, и возвращаем в почву – и это уже намного более легкодоступное питание.  

Безусловно, мы должны думать о конкуренции разных растний за воду и питание – а для этого нужно представлять где приблизительно у разных растний корневая система, и насколько она мощна и распространена. Но это довольно просто увидеть по внешнему виду растний – хорошо ли они себя чувствуют в соседстве, не угнетаются ли. Если да, стоит немного растащить друг от друга. Но в целом растния удивительно хорошо умеют договариваться друг с другом о том, сколько кому и где занять почвы и не мешать друг другу, а на самом деле, и помогать. Конечно, совместная жизнь растений это всегда конкуренция, но не далеко не всегда бескомпромиссная. Основная конкуренция всегда происходит в почве, где корневые системы стараются отхватить себе максимально плодородный кусочек и пользоваться им в одиночку. Но Природа неплохо позаботилась о том, чтобы компромисс было найти можно. Удивительно, как по-разному устроены корни у разных растений: у кого-то мочковатые и очень неглубокие – они качают питание из своего куска почвы прямо под растением. У других – глубоко проникающие, которые забираются пониже и найдя там что-то питательное, немедленно выдвигают густую и почти невидимую сеть всасывающих волоском, и так происходит много раз за сезон, когда есть условия. Растения с такой особбенностью отлично переносят длительное отсутствие дождя и полива, потому что умеют сами искать в почве остатки влаги, а всасывающие волоски имею огромную поверхность и способность забирать даже самые остатки вланги на частичках почвы. Так все это работает, и если мы даём растениям освоится, они чаще всего сами находят межу собой приемлемый баланс. Ну а если кто-то не находит, мы увидим это по несчастному виду и всегда можем предложить переезд в другое место.

Сорничают, начинают самовольно распространяться от места посадки многие приятные и красивые растния, и можно попробовать позволить им это, аккуратно ограничивая аппетиты. Очень хорошо расползается дицентра, хотя и несколько нагловато – за пару сезонов можно получить несколько квадратных метров. Бузульник Пржевальского, и только он один из бузульников расползается самосевом. С живучкой и зеленчуком стоит быть немного осмотрительнее, – они дают хорошие ковры, но имеют не очень приятную особенность быстро высасывать влагу из почвы и испарять. Это угнетает растения с неглубокими корнями, те же флоксы, но ничего страшного в этом нет – надо именно здесь немного чаще поливать и всё. Замечатльно расползаются многие герани, и это очень удобное растение для быстрого замещения других не в меру ретивых видов – даём гераням разрастись, подождем немного, и спокойно выдираем – герани очень легко и быстро выдираются – и в компост. Ещё замечательно расползается колокольчик пятнистый, и это соверешнно замечательное растение, недаром описал его впервые, навреное, один из самых знаменитых биологов всех времён Жан Батист Ламарк, все мы помним, с каким презрением нужно относится к ламаркизму, хотя современная биология уже давно находит в этом учении, естественно по-новому истолкованному, немало интересного и полезного для более объемной картины наследования признаков. Я вот не помню других растений, описанных Ламарком, хотя ботаника была одним из его предпочтений, и он поработал над описнаием видов немало. Колокольчик точечный описан им не по образцу из дикой природы, а коллекции ботанического сада – местом естественного произрастания была указана Сибирь, но мы точно зхнаем, что Ламарк ни в какой Сибири никогда не был, и вообще не был путешественником.

В последние дни июня слётков разных птиц становится меньше, да и вообще разнообразие весны и начала лета понемногу сходит. Но вот кого еще много это слётков зеленух, которых мы опознали в прошлой серии, и теперь уже не будем чесать репу, что за птица такая красивая тут у нас прописалась. Папаша Зеленух присматривает за свими отпрысками на некотором удалении, но уже не вмешивается, видимо, видит, что всё нормально, уроки усвоены, упитанность в норме, можно понемногу уматывать из селений в леса и поля, полетать в своё удовольствие. 

Отпрыски с любопытством разглядывают странных животных, которые к счастью не летают и вообще видимо вполне безобидны. А вот с кипарисовика доносится шум, там обосновалась какая-то туса, чем-то занята. Приглядываемся – всё те же зеленухины дети. А ччто они там делают? Что-то явно клюют, не сказать, что с большим удовольствием, скорее у них такой вид, что ясно, что тут скорее какая-то важная обязанность, преподаный старшими урок, от которого лучше не косить. Усердие удивительное: долго уже сидят и клюют понемногу. А что? Присматриваемся – о, ясно, молодую хвою кипарисовика. В этом месте хочется сказать: “чёрт побери!” – а кто вам, друзья, сказал, что в этой местности будет вам кипарисовик, всё же не совсем здешнее это растение. И клюют именно желтый кипарисовик Лоусона, – я вспомнил, что уже видел эту тусовку в этом месте, и дальше она тут будет. В моем саду полно хвойных: и кипарисовики нескольких видов, и туй разных до чёрта, в том числе жёлтых, сосны, ёлки, тиссы, лиственницы, можжевельники. Но клюют именно кипарисовик, и  именно жёлтый. Понятно, в общем, почему и зачем: ювенильная хвоя, которой обильно обросли уже ветки, много, она мягкая, и в ней много жёлтого пигмента из каротиноидов – а окраска всех наших птиц берется из пищи. Некоторые южные пёстрые птицы, организмы их, умеют сами для себя делать хотя бы некоторые цветные пигменты. Но наши птицы, все эти певчие, берут пигменты из пищи, и это желтые, оранжевые вещества. А дальше уже от укладки из в перьях получаются все остальные оттенки, в том числе, не поверите! – и синие даже. Но для того, чтобы получить эти цвета молодой птице надо много клевать пищи, в которой содержатся эти желтые и оранжевые пигменты. В принципе, это любая растительность, в том числе чисто зелёная, но вот, видимо, в молодой хвое, а из неё особенно в жёлтом кипарисовике всё особнно хорошо. Возможно, он еще и на вкус приятен, и клевать легко. 

О, а вот и воробьиные дети. Надо сказать, что они сначала присели на лиственницу рядом: на ней развелось много хермеса (про это напишу отдельно, забавная история, как я его победил без химии конечно, в общем не сильно утомившись), и воробьи с удовольствием клюют эти ватные комочки, и правильно делают, потому что в этой странной защите этих насекомых нет ничего опасного для птицы – это просто воск. Но воробьята явно заинтересовались тусовкой юных зеленух, стали по одному подлетать, внимательно изучать,что там клюют эти дальние родственники. Попробовали сами: видимо, не поняли. Стали подбираться поближе, чтобы получше рассмотреть, а может и порасспрашивать, хотя воробьиный от зеленухинова, наверное, так же далёк, как венгерский от французского – что-то лопочут, но ничего не понятно; единственное, что понимают все стайные птицы это сигналы тревоги, когда надо сваливать.

Подбирались-подбирались, и… ой, как не стыдно! милая юная зеленуха вдруг превратилась в мегеру: как заорёт, да крыльями как захлопает, да клювом как заклацает! – бедные воробьёныш явно не ожидал такого и от изумления чуть не слетел с ветки кубарем, но как-то успел сгруппироваться и прочь во все крылья: ну их, противных, выглядят как нормальные добрые птицы, а ведут себя как будто не кипарисовика, а белены объелись! Пару минут спустя ещё один воробей решил попробовать, видимо, решив, что у него получится. Не тут-то было: юная зеленуха шуганула его сразу же, еле крылья унёс. Вот же жадные какие! Воробьям кстати это не очень нужно, можно было не нарываться.

 Много лет уже в конце июня из соседнего леска начинают доноситься пронзительные крики совиных слётков. Каждый год с небольшими вариациями это повторяется: как только смеркается, начинается эта перекличка. Смысл её видимо прост: слетки уже вполне самостоятельно перемещаются по высоким соснам, рассредоточившись по всему небольшому леску, который заходит и на некоторые из крайних участков. Сидят и вопят, перекрикивая друг друга в расчете, что родители, изловив тучную мышь, полетят к тому, кто крикнет громче и убедительнее: “Есть хочу, мышь давай!” Но я никогда ни самих слетков, ни родителей не видел, да и перекликались они довольно далеко от нашего сада. И вот наконец в этом году (в 2023!) они стали приближаться, каждый вечер все ближе. И вот однажды я увидел сначала тень от большой птицы на уже темном небе, птица села на соседскую березу и принялась уже совсем оглушительно вопить – она! Другие отвечали на солидном отдалении. Мышь не принесли. И тогда птица прямо с высокой беоезы пошла в пикирование с набором скорости, и ни разу не взмахнув крыльями, спикировала на состнуу на другом соседском участке – это очень важная сосна для наших птиц – и села там на сучок. Я видел ее силуэт и это была сова! А поскольку камера у мен почти вседа под рукой, я стал пытаться на этом силуэте фокусироваться, а было уже почти совсем темно, но хорошо, что это было ровно направление на зашедшее солнце и там было хоть немного, но больше света. Долго я так старался, в общем почти наугад, но стараясь сделать максимально резким контур. И вот потом в фотошопе проявил, вясветлил, убрал шум – кто это? А вот проблема в том, что не очень-то это существо, прямо сошедшее со страниц детской книжки, похоже на слётка. Шахматный рисунок оперения, очень хорошо видный контур лица – бородатая неясыть? Или всё таки сильно подросший слёток ушастой совы? Трудно сказать, я не возьмусь. Но радости масса – настоящие совы прямо с доставкой на дом! Ощущение радостное и немного … мистическое. Так, наверное, ощущает себя любитель космоса, разглядев на ночном небе вереницу спутников Илона Маска, или комету Чурюмова-Герасименко, или особо кучный метеоритный дождь. После этого дня их еще неделю было слышно, но так близко больше ни разу. Потом понемногу крики растворились в ночи.