Как уже повелось, разберёмся в одном-двух не совсем обычных растениях, посадочный материал которых продают каждый год, но боьшого внимания он не привлекает, и мало кто пробовал. С такими растениями часто связаны всякие забавные путаницы, или название не то, или старое и уже вышедшее из употребления, или называний несколько.

Трителея

Иногда интересно попробовать что-то необычное. Среди луковиц, которые у нас регулярно бывают в продаже весной, очень часто попадается бродиэя, а иногда это называется трителейя, иногда ещё добавлен сорт “Квин Фабиола”. Вообще эта штука появилась очень давно, еще в те времена, когда сюда просто везои всё, что попалось в других странах – и я ещё помню, что однажды ровно то же самое продавалось под названием дихелостемма.

Это довольно типичные маленькие луковички. Я их раньше пару раз пробовал и остался немного разочарован, это растение цветёт, но никогда дружно, и если его сажать прямо в почву сада, скорее всего найти его не получится.  В этом году решил ещё раз попробовать. Все такие необычные луковичные лучше не сажать прямо в саду, они ли не выйдут, или проиграют конкуренцию с другими растениями. Лучше сажать в контейнер: совсем небольшой горшок или типа того. Ну вот я весной их замочил, как я всегда делаю с мелкими луковичными, у которых не всегда поймёшь, живы они или давно уже нет, в Эпине-Экстра, и посадил в небольшую плошку. Ну и поставил где-то вреди других растений, и забыл конечно – у меня тут везде что-то стоит. Несчастный горшочек со всех сторон обступили другие растения, и он совсем потерялся.

И тут вдруг в августе уже смотрю – из всякой зелени вылезает синенький такой колокольчик, довольно симпатичный. Поближе если посмотреть, видно, что это не колокольчик в прямом смысле – у тех очень тонкие лепестки, а у этого они весьма мясистые, колокольчик чашечкой открыт вверх. Ага, это она, вспомнил я, а точнее разыскал бирку в горшочке. Так что это – раз расцвело наконец, пора разобраться: бродиэя или трителейя. Или дихелостемма?

Одна вещь сразу обращает внимание – эти колокольчики, если приглядеться, чем-то неуловимо напоминают цветки в соцветиях луков. Это такой же простой зонтик, только совсем редкий – одновременно цветут два-три цветка, но есть ещё бутоны в резерве. А структура цветка действительно очень близка к лукам. И бутоны очень похожи на бутоны крупных луков. Ищем дальше и видим, что сходство неслучайно, и это действительно родственники луков. А точнее, не так давно ещё считались таковыми. Было когда-то огромное семейство лилейные, куда сваливали почти всё, что имело нечто, похожее на луковицу, даже отдаленно. Но систематики хорошо поработали, особенно в последние десятилетия, когда в на помощь пришла настоящая генетика, и распилили это семейство на кучу других, разбросав все некогда считавшиеся родственными растениями довольно далеко друг от друга. Образовалось семейство спаржевые, а в нём подсемейство бродиэевые (если сломали язык на русском слове, попробуйте латинское – Brodiaeoideae – это вообще фиг прочтёшь, что-то типа бродиэойдэе, после этого русское само полетит), и вот уже в этом подсемействе есть роды Дихелостемма, Бродиэя, Трителейя – вот они все откуда. И это разные роды, и в каждом по десятку с лишним видов. Все эти растения в Природе растут в Северной Америке в довольно узких ареалах вокруг Калифорнии, Орегона, Северной Мексики; многие являются эндемиками. Иными словами, сразу видим, что у одного растения не должно быть одновременно названия дихелостемма, бродиэя и трителейя. Увы, они все очень похожи и раньше их страшно путали, и из каждого рода по несколько видов пробовали в садоводстве. Голландский регистратор числит представителей всех трех родов, и даже с культиварами. Но встречаются большинство крайне редко.

То, что было посажено и вот сейчас вылезло, это по всем признакам именно трителейя, и даже конкретный вид Triteleia laxa Benth. – эпитет laxa (медики узнают его в термине лаксатив, то есть слабительное) в русской ботанике обычно передают как “рыхлый”, но имеется в виду внешний вид растения – не поражающий обилием зелени, массой листьев, сочностью побегов – в общем былинка какая-то, не нагнёшься не заметишь. Итак Трителея рыхлая.

Это ещё одно растение, служившее коренным американцам едой точно так же как камассия квамаш, которой мы недавно занимались. Но если квамаш расползся почти по всем штатам, то у трителейи гораздо более узкий ареал. Это вид, очень распространённый в Калифорнии, и коренные жители, нане практически исчезнувший народ Юки из округа Мендосино, по описанию знаменитого исследователя ядовитых и съедобных растений Северной Америки Виктора Кинга Чесната (1867-1938), находили именно это растение самым лучшим, отчего оно снискало славу горной картошки – съедобны сладковатые луковицы. Горной – потому что предпочитает расти на возвышенностях. А сходство с картошкой не только в сладковатом вкусе, но и в необычайной плодовитости – в природном ареале оно расползается практически сплошным ковром, и с небольшой площади можно было наковырять большое количество этой природной еды. Но нам, конечно, смешно будет – настолько эти луковички мелкие, картофелинки такого размера, называемые обычно горохом, у нас никто из земли и выбирать не станет, хотя мне в далёком детстве такие нравились и я сам помогал их выискивать. Было ли смешно коренным американцам мне не ведомо, вряд ли, но раз это растение там так охотно расползалось, луковичек хотя бы было много, а судя по той же книге Чесната, съедобными считались многие десятки видов местных растений, а эти просто видимо еще и на вкус были ничего. Не знаю, не пробовал и не собираюсь.

Название этого растения, Трителея, неуловимо напоминает типичное имя прекрасной дамы, за руку и сердце которой бьются храбрые (и бестолковые) рыцари на турнире под взорами короля (потому что им всем, и рыцарям, и даме и королю совершенно нечего делать) – О, прерасная Трителея, и т.п. Но всё проще и прозаичнее. Это искуственное слово из греческих корней , означает что-то типа “тройственная” – потому что если помотреть на такой колокольчик сверху, все части цветка явно группируются по три – на одной из фоток это очень хорошо видно. Ах да, там еще название культивара было, и прямо точно королевское – квин Фабиола, королева Фабиола. Была такая, в соседней с Голландией Бельгии, супруга некогда очень любимого бельгийцами (от одного и слышал) короля всех бельгийцев (так звучит титул, не Бельгии, а бельгийцев, типа, близок к народу, а не державе) Бодуэну. Бодуэн действительно был скромен и женился на довольно простой испанке Фабиоле, из аристократии (полное имя по-испански звучно: донья Фабиола Фернанда Мария-де-лас Викториас Антония Аделаида де Мора и Арагон), но не королевских кровей, хотя и с очень серьёзными корнями что по отцу, что по матери. Фабиола тоже была скромна, типично аристократического вида, изнурённого столетиями, но увы для Бодуэна, не смогла дать ему наследника, и корона переехала младшему в семье Альберту, сын которого Филипп скромно королевствует ныне. Поэтому видимо и посвятили королеве очень скромное (но конечно изысканное) растение. А может это так голландцы соседей троллят.

Вот так оно и цвело отдельными такими колокольчиками почти целый месяц. Симпатично. оставлю на второй год – посмотрю, будет ли цвести, если не потеряется. Обычно эти мелкие летние луковичные повторно не цветут: они всё же в Прирое сильно южные и им, видимо, требуется длительный период сухого и тёплого покоя. У нас нет такого.

Ацидантера

Ещё одно растение из серии “продают ведь, почему не попробовать” – ацидантера. Я не первый раз это пробую, оно исправно цветёт, но всегда недружно, по одной стрелке выпускают. Но это понятно, и это моя вина – растение это родственник нашего обычного гладиолуса, а для них важен хороший свет во время вегетации, желательно то, что называется full sun, солнце круглый день. Ну у меня такого вообще нет нигде, а все эти экспериментальные луковицы я обычно сажаю в горшки, про которые обычно сразу забываю, и они где-то стоят, в лучшем случае полутени, тричетвертьтени, девятьдесятыхтени. Листья они все исправно выпускают, кажется даже, что всё нормально, но это не так, цветов не дождаться. И они как-то умудряются иногда даже зацветать, робко просовывая миленькие цветочки через листву базилика, салата, дзуккини, георгин, бархатцев и т.д. Вот и тут – расцвела, заметил. Скромно, но изыканно, – похоже накаких-то бабочек с полусложенными крыльями, снаружи чисто белые, но если заглянуть внутрь, там он двухцветны, бело-… какой? Почти чёрный, но точно не чёрный. Я кстати вдруг задумался – а как вообще растения делают настоящий чёрный цвет, а такой точно бывает как минимум на донышках некоторых тюльпанов – ведь в живой Природе нет настоящего черного пигмента, это вообще очень непросто сделать, если представлять себе физику и химию цвета. Я подумаю и поищу, когда-нибудь расскажу, что удалось найти, если удастся, конечно. Пока расслабимся, здесь нет чёрного, больше это похоже на очень тёмный синий: красиво и необычно. Давайте наконец разберёмся, что за растение. Во-первых, сразу же натыкаемся на обычную проблему всего старого громадного семейства лилейные – там всё очень запутано. Семейство это давно распилили на кучу других, хотя многие до сих пор пользуются именно старой систематикой, ине какие-то любители, нашедшие на чердаке дачи довоенный учебник ботаники (это я про себя), для которых и грибы всё ещё растения, а например, Министерство сельского хозяйства США (USDA), а это такая скорее методическая структура, занимающаяся организацией исследований и поддержкой баз данных в том числе по дикой флоре и фауне Америки. Это не упорство и ретроградство, а просто потому, что увы, как только стали пересматривать старую систематику, новая стала прорастать через неё очень неравномерно, и есть разные мнения и разные способы упорядочивать растения, а это очень неудобно для составления ключа к базе данных. Но есть и общемировые базы. где используют новые систематики, приводя в том числе и альтернативные классификации, в первую очередь колоссальная база ботанического сада Кью Plants of the World Online.

Итак, мы сразу узнаём, что правильное систематическое название этого растения, гооворит о том, что оно принадлежит к тому же роду гладиолус, что и популярное садовое растение, которое я не люблю. Это один из видов этого рода с очень звучным видовым эпитетеом – Муриэль. А почему не прилагательное, как положено? Сейчас разберёмся. Сначала только распутаем еще одну путаницу – во многих местах написано, что обнаружил это растение некий E.N.Erskine. Кто это? Как его зовут? Зачем нам это? Во-первых, всегда любопытно, если удаётся найти, во-вторых, это имеет отношение к тому самому необычному эпитету.

Вообще путаница знатная. В общем, все серьезные источники упоминают некоего Erskine как собирателя растений в Эфиопии, где и был собран образец для гербария. Иногда приводят инициалы E.N., но если идти по цепочке запросов дальше, то этого Эрскина упоминают как источник материала не только с этим растением, но и с рядом других, тоже из Африки, и чаще мы видим на месте инициалов не E.N.. а S.N. или s.n. Последнее важно, потому что становится ясно, что это никакой не, скажем, Сергей Николаевич или Stanley Norbert, а принятое сокращение sine nomine – без имени. А E.N.  тогда это просто дурацкая опечатка, увы. Не знаем мы ни имени этого Эрскина, ни кем он был, и увы это не первый случай с коллекционерами, много их было и часто это совсем ничем не примечательные люди, ничего после себя, кроме такого кривого упоминиания не оставили. Дело еще осложняется тем, что Эрскин это очень распространённая фамилия в Англии и Шотландии, Эрскиных невероятное количество, немало их отметилось и в Африке, например, в колониальных администрациях, есть даже такие, про которых было известно об их интересе к местной флоре, но, увы, в другие времена, а нам надо найти кого-то из межвоенного времени, потому что описание опубликовано в 1932 году. Более-менее очевидно, что у этого Эрскина была жена Муриэль, которая, видимо, ждала мужа в Англии, и так понравилась мистеру Джеймсу Келуэю младшему – мы не знаем почему и гадать не будем – что он опубликовал научное описание этого растения в Садовых Хрониках, одном из английских ботанических журналов, дав ему имя Гладиолус Муриэль, и именно это название (Gladiolus murielae Kelway) и отнесение к роду Гладиолус (Шпажник по-русски) с упразднением рода Ацидантера (впрочем, осталась секция Ацидантера рода Гладиолус, но это уже совсем несущественно) было признано как правильное и основное, и закрепилось в современных систематиках. Этот Джеймс Келуэй мл. (James Kelway Jr.) – персонаж вполне известный, это внук Джеймса Келуэя Старшего, основателя питомника Келуэйс в Лэнгпорте в графстве Сомерсет, одного из старейших и ныне продолжающих существовать английских питомников растений. Кстати самая большая и откровенная глупость записано в той самой базе Минсельхоза США USDA – там это растение называется Gladiolus murielae Kelway & Langport ex anon. – то есть в авторы описания кроме мистера Келвея записали ещё и городок, в котором находился и находится его питомник, а описание это он подучил через некоего анонима – вот же придумали, затейники. Это, как у них водится, семейный бизнес, по крайней мере был когда-то. Питомнику скоро будет 175 лет, так и до 200 доживёт, коль скоро умудрился пережить самые тяжёлые времена, когда многим было не до декоративных растений: впрочем, в отзывах есть и особые благодарности за то, что даже во время войны там можно было купить что-то красивое. Но интересно то, что Келуэй младший не был замечен в научной ботанике: он оставил всего одно научное описание растения, вошедшее в систематику (обычно, если уж кто-то этим занимается, то речь идет о сотнях и тысячах видов и других таксонов) – и уж из этой детали точно становится понятно, что причина не в том, что ему так понравился не этот изысканный африканский гладиолус, а – Муриэль Эрскин, которая возможно и принесла ему луковицы от мужа из Африки, и была увековечена.

Интересно, что российская и украинская Википедии уверяют, что эта Муриэль Эрскин известна и приводят страничку на генеалогическом ресурсе с фотографическим портретом романтической дамы в белом. Действительно там леди Муриэль Эрскин, и даже годы жизни (1879-1962) очень подходят – она на 8 лет младше мистера Келуэя, и очень могла бы быть той очаровавшей его незнакомкой с луковицами, ради которой он решил войти в историю ботанической систематики. Но – есть проблемы, и игнорировать их не стоит. На свете впоне могда быть и другая Муриэль Эрскин, вель фамилия очень распространена, да и имя в Англии не уникальное. Первая проблема в том, что у той Эрскин, которая очаровала Келуэя фамилия мужа, того самого что в Африке нашел луковицы, но остался только с фамилией без имени. А у леди Муриэль Эрскин, на которую ссылаются Википедии это девичья фамилия, потмоу что она была замужем за целым генералом Чарльзом Хиткоут-Драммонд-Уиллоуби (1870-1949), типичным британским потомственным военным, сражавшемся в англо-бурской войне в Южной Африке и первой мировой войне на полях Франции, и женат он был аж с 1903 года, а в Англии того времени вариант развода с возвращением девичей фамилии среди членов высшего общества нереалистичен. Так что Муриэль Эрскин кончилась в 1903 году, а после она уже была женой боевого генерала, как положено “изувеченного в сражениях” за короля и Британию. И ни по каким ботаникам с лукавицами, понятно, не шлялась. И тем лучше для ботаника, потому что его изрубили бы в хворост, случись что подобное, и растние пришлось бы описывать кому-то другому. И в довершение этой картины добавим, что и сама леди Муриэль Эрскин до замужества была еще знатнее своего избранника – он был из хорошего рода, заслужившего английский титул в первом поколении отца Чарльза, тоже генерала. А леди оказалась из одного из старинных шотлансдских родов графов Бьюкен (earls of Buchan), она уже была в 15 поколении от основателя рода,а сейчас живет восемнадцатый граф Бьюкен и собирается передать титул 19-му. Эти графы и их многочисленная родня без титулов носят фамилию Эрскин, и понятно, что за столько поколений носителей этой шотландской фамилии должно было накопиться на хорошее графство, где-то среди них скорее всего и нашелся безымянный колелкционер из Африки, у которого была жена Муриэль, сильно попроще этой леди, и поэтому в очередной раз признаем, что фиг найдёшь её уже.

А что же название ацидантера – откуда оно? Из первого описания, данного весьма известным немецким ботаником Кристианом Хохштеттером в 1844 году. Это был в отличие от Келуэя профессиональный ученый, описавший почти 2000 видов и родов растений. Дёрнул же его чёрт ввести новый род Ацидантера, в который он записал единственный вид Ацидантера двухцветная (Acidanthera bicolor Hohst.). Ацид – это значит острый, заостренный: в этом месте любой химик завопит – нет, это же кислота! Ну да, но слово, обозначающее кислоты в английском и многих других языках, как раз и просиходит от латинского слова с значением “острый”, потому что в старину кислоты определяли по ощущению покалывания на языке, если лизнуть, как делали все старинные химики, вещество, чтобы определить его вкус. Второй корень – антер – это тычинка, получается что-то типа остротычиночника – по заострённой форме тычинок. Что уж там такого необычно заострённого, одному Хоштеттеру известно, тычинки как тычинки, но видимо если описывать 2000 новых растений и давать им называния, то ничего умнее в голову не приходит. Дурацкое слово получилось, и хорошо, что маститый учёный ошибся с выделением отдельного рода – его поправили, поэтому и название за ненадобностью было выброшено на свалку ботаники. Отсался гладиолус Муриэль в честь незнакомки, заставившей человека освоить новое занятие.

И вот ещё одна диковина, семена которой мне случайно попались – некий дурман сорта Балерина. Декоративный дурман я когда-то очень давно пробовал, видел и дикорастущий – замечательное растение с восхитительным названием Datura stramonium – Дурман вонючий, данным ещё самим Линнеем: подозреваю, что в уме он имел в виду не растение, а кого-то из своих недругов. Семена были огромны, всего 3 штуки: я как обычно, замочил их в Эпине-экстра, и высеял в коробочку под слой кокосовой трухи. Паслёновые быстро всходят – сказал я себе, но не через неделю, ни через две, ни через три ничего не появилось. Ну, это обычное дело: невсхожие семена, возможно, им нужна какая-то особая процедура типа стратификации и скарификации, но мне было лень искать и пробовать, рассады всякой в это время уже столько, что не успеваешь пикировать и пристраивать. Не взошли, и чёрт с ними. Коробочка уехала куда-то в угол и была забыта. Еще где-то через месяц, в конце апреля, когда рассада уже понемногу начинает выезжать в сад, пикировать уже нечего и происходит последняя ревизия оставшихся коробочек, были в одной такой обнаружены два ростка – ах, это же тот дурман! Во даёт! Хоть коробочка и закрыта, субстрат за 2 месяца уже сильно подсох, но сеянцы стояли крепкие, здоровые и просились на перевалку, это уже трудно было назвать пикированием. Сеянцы принялись и стали набирать, и к началу августа особенно одно растение вымахало изрядно, и стало завязывать верхушечные бутоны. Медленно-медленно. Бутоны были похожи на сигары с мундштуком, вполне понятно, ведь дурман близкий родственник табака и так типа подражает, не листьями так лепестками – туго скрученные лепестки набирали размер, и первый уже готов был начать раскручиваться, но – отпал. Вот чёрт, подумалось, мне – не видать мне дурману.

Но второй всё же принял эстафету, прошёл весь тот же путь и – вместо того чтобы тоже отпасть, стал раскручиваться. Вот буквально – такой процесс трудно назвать обычным распусканием, скорее именно раскручиванием, потому что лепестки туго именно скручены, и с ними происходит нечто очень похожее на то, как расходятся листки бумаги, до этого скрученный в трубочку, если её начать крутить в обратную сторону. Довольно забавно, хотя терпение эта штука испытывает знатно – сколько ещё времени понадобится? Я помню цветок обысного дурмана или очень похожей на него близкой родственницы бругмансии – это такие граммофончики или задранные вверх, или наоборот свисающие. Но здесь внутри граммофончиков было как будто напихано много жамканой бумаги. Причём с одной стороны цвета фиолетовый металлик, а с изнанки почти белой и матовой. Довольно стиильная и необычная штука, хотя эффект несколько смазываетс тем, что распускание-раскрутка настолько медленны, что следующие бутоны так толком и не проявили себя, а раскрывшийся через некоторое время банально увял.

Называется это чудо по-русски дурман индийский, а ботаническое название дал сам Линней – Datura metel L. Растение чаще всего находят в Индии, откуда и название рода Датура. Но вообще это растение встречается повсеместно в культуре и дичает в тёплых краях, а видовой эпитет отец систематики взял у арабов: какой-то орех у них есть с похожим названием, а семена этого дурмана похожи на орешки, отсюда, видимо, и путаница. Интересно, что используют это растение в народной медицине и для всяких шаманских снадобий с глубокой древности, настолько, что есть мнение, что это не дикорастущий вид, а именно результат древней селекции, такой культивар, происхождение которого скрыто в глубине тысячелетий. И при этом то, что выросло у меня, это ещё и полумахровый культивар, скорее всего бесполезный как лекарственное растение, но отобранный именно как декоративное. Название сорта Балерина довольно удачно – форма цветка и вот эти жамканые складки действтиельно чем-то напоминают, затейливое платье для танцев. Что ж, занятно. Я даже хотел попробовать его сохранить на следующий год, но забыл, оно попадло под заморозки и кажется погибло, поэтому выбросил и пока большого желания попробовать ещё раз не возникло. Занятное, но не настолько, чтобы делать постоянным обитателем сада. Не дам себя одурманить.

Август – время цветения флоксов. Простой, но удивительно прекрасный цветок, – и в этом месте мне прямо резануло ухо этим цветком. Язык велик и могуч, и на всякую ерунду не разменивается, цветы там с цветками, цветки с цветами, какая разница. Вот почему у нас нет нормального слова в единственном числе, или точнее, мы к нему не привыкли, потому что оно используется для важного общего понятия – цвет в смысле оттенка, цветового восприятия? Во множественном числе пожалуйста: у меня растут разные цветы, я люблю цветы, а он не любит цветы (кто это?), и так далее. А в единственном: какой отличный что? –  цветок. А если это громадный подсолнух, или георгин, или пион, или соцветие типа тех же флоксов? тоже цветок? А как отличить цветок в ботаническом смысле (в соцветии) от цветка в обыденном – всё соцветие это тоже цветок? А у раффлезии тоже цветок? А сама раффлезия – цветок? Нифига себе цветок! Чёрт, что за ерунда. Почему мы так любим уменьшительные суффиксы пихать везде – и курица у нас, и лисица, и пластинка,и рубашка, и ботинок, и так далее. Что-то то ли от непрерывного состояния умиления всем, то ли от умаления всего, что не относится к величественному государству, его деятелям, свершениям и сражениям. Да, ботанический термин именно цветок, но там уже хорошо, что наука строго различает цветок и соцветие, у научным терминам мы относимся проще, главное, чтобы были корректны и точны. А обыденный – тоже цветок. Не слышите проблему? Я слышу и ничего сделать не могу, кроме как посокрушаться. Во всех других больших европейских языках (в менее больших наверняка тоже, но замучаешься проверять) цвет (оттенок) и цвет (растение) выражаются разными словами. поэтому нет проблем со словом в единственном числе для цветущих растений – flower, fiore, flor, fleur, Blume, kwiat – ничего уменьшительного, нормальные простые слова.

Ладно, вернёмся к флоксам – отличные цветы, а когда все соцветия распускаются, получается такой ковёр, но не ковёр, конечно – ковёр это что-то тёмное и пыльное, с молью и пахнет нафталином – а это такое покрывало, из легкой ткани, лён или хлопок, ситец, матовый в тени, вбирающий в себя свет и светящийся изутри под лучами солнца, особенно утренними или вечерними, боковыми. Чтобы цвели попозже и подольше, я их всегда обрезаю, не прищипываю, а именно обрезаю, укорачиваю ножницами на несколько междоузлий, когда поднимутся сантиметров на тридцать, в июне обычно. Они после этого хорошо ветвятся, а на размер цветков и соцветий это, как ни странно, влияния почти не оказывает. Если на кусте обычно побегов двадциать, то после обрезания и отрастания их становится минимум в два раза больше. Если кому-то надо, чтобы флоксы цвели раньше, то это не годится, но мне как раз лучше если попозже. И тогда в роспуске соцветия смыкаются в то самое покрывало. И становится в саду светло и радостно. И ещё и пахнет хорошо.

Флокс еще великолепен тем, что и растёт, и цветёт в почти полной тени, с солнцем проникающим через кроны деревьев и боковой вечерней досветкой – то, что нужно в таком плотно засаженном саду как у меня. Надо бы найти возможность добавить других сортов. Раньше я как-то побаивался и других отговаривал заводить много флоксов – будет монокультура, загущённость посадок пойдут болезни и нематода. Но с нематодой мы справились, и я уже рассказывал как, и с тех пор прошло уже минимум три сезона, и стало ясно, что эффект устойчивый и проблемы свелись к минимуму – некоторое количество деформированных листьев на десятке побегов с дальнего края посадок, куда ни взгляд не достигает, ни меры не распространяются. И с мучнистой росой такая же история – забыл я про неё, но если хочу вспомнить, надо найти самый плотный куст в стороне и заглянуть в конце сентября с тыла – о, там есть немного, ну пусть будет. Кстати это правильно – держать немного разных патогенов в саду (как? культивировать их что ли? – спокойно, культивировать не надо, но если симптомы где-то полускрытно проявляются, то оставляем) – так сами растения не забывают, от чего им надо отбиваться. Это не противоречит тому, что я везде утверждаю: у растений нет адаптивного иммунитета как у нас, млекопитающих венцов эволюции. Но он им и не нужен – слишком дорогое и ненадёжное удовольствие, мы, млекопитающие хорошо это знаем: наш иммунитет нас бережёт, но иногда убивает, мучает или калечит. Растениям такая радость с приплатой не нужна, поэтому они имеют простой и надёжный врождённый иммунитет весьма широкого профиля: умеют распознавать разные типы патогенов, и реагировать – уничтожать или изолировать уже внедрившихся, и повышать устойчивость к новым. Но эту систему тоже нужно тренировать, и для этого хорошо, что небольшое количество патогенов есть и регулярно предпринимает попытки проникновения. Итак, флоксы умножаем в следующих сезонах: сад без химии работает отлично и всё лучше, надо этим пользоваться, приумножая растения и опыт.

Ну что там ещё. Напомню что их этих обзорных страничек я исключаю розы и георгины, а также летники и контейнерные растния – о них отдельно. Что остается? Кое-что остаётся. Бузульники, конечно, но в августе цветёт уже другой вид – бузульник зубчатый, и это совершенно роскошное растние, особенно краснолистные культивары типа Отелло. Мне глубоко противен этот съехавший с катушек от ревности и тупости венецианский генерал, но сорт его именем – есть тут некоторая доля латентного расизма, потому что причиной явно были очень тёмные листья, напоминающие нам о том, что был этот ревнивый идиот мавром, то есть африканцем на службе у Яснейшей Республики Венеция – назвали великолепный. И меня восхищают даже не столько роскошные листья – они красивее в июне, – а в общем-то довольно простые ромашкоподобные соцветия, собранные в другие соцветия. Цвет хорош – жёлтый в начале пути в сторону оранжевого, глубокий и мощный, приковывающий взгляд, мерцающий как раскаленные угли, как раз на фоне тёмных листьев. Кому-то, возможно. покажется и здесь, что это мерцание напоминает разгорающуюся ярость воспетого Шекспиром психопата, но это вряд ли, ведь есть сильно похожий сорт Дездемона, отличающийся очень немного: он пониже и поминиатюрней, и не такой совсем тёмный. Просто называли и всё, торговля растениями вполне подчиняется законам рекламы и маркетинга, красивое узнаваемое название продаёт товар.

Отлично цветут хосты: два сорта цветут сильно позже остальных. Во-первых, это Hosta tardiana June, превосходный сорт с листьями, как будто сделанными из какого-то нетленного материала – они всегда совершенны, –  аккуратнейший двухцветный рисунок, и никогда ни одной дырочки, потертости, обгрызенного края – а я много раз видел верхом на этих листьях и слизней, и больших улиток: то ли им тоже жалко это портить, то ли там настолько плотное покрытие листьев, кутикула, что даже слизничьими зубами-терками не берётся. Так она еще и цветёт совершенно восхитительно – цветоносы компактны и их такое множество, что кажется минимум по одному на каждый лист. Второй замечательный сорт – Guacamole – это такая приправа из авокадо, – видимо, оттенок похож на основной цвет листьев, сочный соломенно-зелёный. А цветёт эта хоста совсем замечательно: на длинных цветоносах распускаются короткими метёлками белые цветки по форме похожие на миниатюрные лилии, так ещё и ароматом лилиям не уступают. Это один из редких сортов хост с ароматными цветками, по происхождению спорт от другого ароматного культивара Fragrant Bouquet (Ароматный букет), и не обманывает. Многие не любят цветение хост, потому что лепестки падают на листья, подгнивают и портят их вид – и зря. Ничего особенного они не порятят, ведь в конце сезона листья хост уже сильно потёрты, подгрызены, помяты. И ещё в том году очень долго цвели кувшинки в пруду, одна за другой всё распускались и распускались своими фарфоровыми цвет…, а чёрт, цветками.

Всё, лето кончилось.

А вот ещё одно летающее существо, но не птица, а стрекоза, прямо самая обыкновенная стрекоза обыкновенная. Этот вид стрекоз очень любит, когда в саду есть на что присесть с хорошим обзором на все 360 градусов – стрекоза так охотится, и это можно легко увидеть, если за ней понаблюдать. Садиться стрекозам у меня есть на что – мы много используем стеблей от большого мисканта, они похожи на бамбук, хотя намного менее прочные. За лето мискант отрастает на два с половиной метра, иногда даже на все три, и по весне эти стебли, за зиму хорошо одревесневшие, удобно срезать и использовать на всякие подпорки под не очень тяжелые растения. Даже под георгины в первый месяц роста нормально, а так под что угодно – горох, например, или клематис можно по нему пустить, помидоры удобно подвязывать пока плоды не налились и не стали тяжелы. Удобно и совершенно естественно выглядят, да и материал совершенно бросовый, можно не жалеть, хотя те, что не сломаются за лето, вполне могут послужить и еще один сезон, а то и два. Стрекозы обыкновенные, и темно-красные самцы, и желто-коричневые самки очень любят на них присаживаться. И хорошо видно, как они бросаются с такой присады наперерез летящей мушке или комарику, и – очень часто промахиваются, прямо позор. По моим наблюдениям, максимум один из пяти таких бросков приносит добычу, но стрекоза обыкновенная обязательно садится обратно и выслеживает жертв с неподвижного места. Другие вды стрекоз, особенно крупные как то же коромысло, летают почти непрерывно и видимо, и выслеживают , и хватают, и поглощают добычу в полёте. Стрекозы обыкновенные предпочитают не мельтешить попусту: крылья хоть и тоже обыкновенные, но не казённые, зачем их изнашивать попусту, не налетаешься. Я ценю стрекоз – с ними и веселее, и баланс живности хорошо поддерживают. И пруд есть, где можно размножиться, отложить яйца и вывести этих страшных личинок – но и они очень хорошо, например, сокращают поголовье комариных личинок. Вот она, стрекоза обыкновенная, в этот раз мне почему-то попадалась только самка, и не одна – и вот среди фоток есть одна, где охота удалась и изо рта у стрекозы торчит голова какого-то несчастного с усами, видимо, это был летающий муравей. Отлетался.

Обитатели сада стали замечать какое-то маленькое темное существо, которое быстро-быстро шастает под растениями. Настолько быстро, что долго никто не мог понять, кто это. Вроде птица, но почему птица шастает, а не летает. Сошлись на том, что у неё, если это правда птица, какая-то проблема с крыльями, вот бедняга, так не выживешь, тут коты тоже шастают всё время. Существо продолжало шастать, я стал его часто замечать и пытаться проследить: заодно понял, что это точно птица, и что летать оно тоже умеет и довольно ловко, но как те крокодилы, низенько-низенько. Но быстро и очень маневренно, там внизу приходится хорошо маневрировать, чтобы никуда не врезаться и ни на что не напороться. Но преимущественно существо продолжало шастать по земле. И вот наконец я застукал, как оно залетело в середину большой желтой круглой туи и там осело, и стал подкрадываться с камерой. И увидел просвечивающий через хвою глаз. Глаз следил за мной и оценивал обстановку – что этому типу нужно и опасно ли это. Видимо, обладатель глаза решил, что не очень, подпустил меня поближе, продолжая наблюдать. Хорошо, теперь уже мне стло понятно, чей глаз, и что это дрозд, и не просто дрозд, а слёток – вон желтые уголки клюва: еще сохраняется, как и у многих птиц, способность разевать клюв и выворачивать его ярко-жёлтой изнанкой, которая раньше служила знаком для родителей, приносивших червяков и прочую снедь – сюда клади скорее. Но что за дрозд, певчий? Точно не рябинник. А вот уже на другой день существо хорошенько пролетело и уселось на забор: вот теперь точно видно, что это слёток чёрного дрозда. А почему так поздно, август уже неумолимо едет к концу, и почему один? Видимо, поздний ребёнок, и в этом месте я отметаю предположение, что слётки взрослеют долго и линяют во взрослый костюм прямо перед отлётом, а может быть и на следующий год: жёлтые краешки клюва выдают очень нежный возраст, а это проходит очень быстро и задолго до линьки они пигментируются. Из-за такой манеры ходить пешком я прозвал его – Пешеходный Дрозд. В общем, не знаю я, что за странный беспризорник, но он продолжал шастать ещё очень долго, понемногу привык и стал уже не шастать, а степенно ходить совсем в открытую, и я даже стал думать, а что с ним делать, если он зимовать надумает – но однажды он стал пропадать даже на несколько дней, потому возвращался, снова пропадал, и так незаметно пропал совсем. Забегая вперед, замечу, что на следующее лето уже с июня пешеходных дроздов в саду стало несколько, и особенно этой привычкой отличится одна чёрная дроздесса, как положекно не чёрная, а шоколадная. А не тот ли это выросший ребёнок вернулся, подумалось мне, и хоть я не могу это проверить, но верить запретить нельзя, и я верю, что так тут понравилось.

К концу лета в сад возвращаются главные птицы – синицы. Большие в основном, но за ними и лазоревки. Правильно делают: в этом году мы для них кое-что готовим, хотя собственно уже давно опубликовано что. Синицы тщательно обследуют деревья, достают оттуда всех насекомых. Среди возвращающихся синиц много молодёжи: её хорошо видно п бледной окраске оперения, ведь как мы уже неоднокрасно замечали, и желтая и синяя краска берётся (глагол в единственном числе, потому что это олна и та же краска) из растительной пищи, молодой хвои, некоторого количества почек, листочков, но съесть этого надо немало, и лучше делать это весной, а не осенью, когда всё это совсем несъедобное. Поэтому в зиму молодёжь уходит довольно бледной: иногда издалека и не поймёшь, что это за синица. А однажды вечером уже после захода солнца я заметил вокруг кроны одной из соседских сосен странное движение: какие-то птицы вылетали из кроны и затейливыми пируэтами в воздухе кого-то ловили. Так обычно летают те птицы, которые прямо специализируются на ловле насекомых в полёте: трясогузки, мухоловки. А тут, когда удалось всмотреться и даже немного поймать фокус объективом (за качество не извиняюсь, света было уже совсем мало, а расстояние метров тридцать, хорошо хоть хоть так получилось), стало ясно, что это синицы, и ловят они довольно крупных насекомых, а поскольку дело было около кроны сосны, то оставалось предположить, что это были какие-то насекомые, сосной и питающиеся, например и даже почти наверняка, сосновые пилильщики, личинки которых, похожие на некрупных гусениц очень часто быстро сжирают хвою сосен. Никогда не подозревал за синицами таких способностей. Синица, конечно, всеядлная птица, и насекомых трескает за обе щеки, но обычно сидячих и ползающих. А выходит, что и на летающих отлично охотится, хотя можно было бы догадаться, ведь я тут где-то уже расхваливал великолепную технику полёта синиц – им подввластны любые фигуры в воздухе, и торможения, и всякие кульбиты. Но видимо на мелочь они не размениваются – больше энергии потратищь на сложный полёт, чем получишь от всяких мелких козявок. а вот что-то покрупнее, как тех же пеилильщиков, с виду как крупные чёрные мухи, уже другое дело, есть смысл. Будем знать и ещё лучше привечать этих замечательных птиц в наши окрестности.

А вот и сойки начали возвращаться. Летом они тоже в саду не появляются, выводят себе птенцов где-то, видимо, в лесах; не знаю где, но точно знаю, что с конца мая и до августа сойки пропадают. Впрочем, сейчас вспомнил, что несколько лет назад сойки загнездились у нас по карнизом старого разваливающегося сарая, напрочь увитого девичим виноградом во много слоёв, и выгнали оттуда до этого ежегодно гнездившихся там трясогузок. Но больше это не повторялось. Трясогузки тоже больше не вернулись в осквернённое жилище: выходит что малая птица испытывает унижение и бежит от места, где оно свершилось. В этот раз сойку я заметил на соседской иве, что стоит сразу за забором и очень привлекает птиц – редкая листва даёт и хорощий обзор, но и чувство безопасности тоже – кругом мелкие ветки и никакой хищник быстро не бросится. Вела она себя странно: очень долго сидела, осматривала окрестности, на меня не обращали внимания почти совсем, хотя обычно сойки с недоверием относятся к чересчур любопытным двуногим, трясущим какой-то черной бандурой. Этой же совсем было пофиг, она сидела, чистила перья и клюв, иногда немного смещалась на соседнюю ветку, а в основном просто созерцала: я бы точно подумал, что птицы тоже умеют медитировать, и эта сойка разучила где-то важную восточную практику и вот сидит, практикует. Ну или задумалась о судьбах птичьего мира, о разрушении вековых традиций и превратностях судеб. Кажется, это тоже была молодая сойка, хотя уже полностью соответствующая окрасу взрослой, включая молдинги “голубой металлик” на крыльях. Но было в ней что-то детское – вот эта флегматичность, которая остается от того короткого периода в жизни, когда не нужно думать о пропитании – принесут и в рот засунут, только жуй. И никакой скандальности – за те полчаса, пока она там медитировала, не проронила ни слова. Молчаливая сойка – нонсенс.